Наташа медленно провела ладонью по щекам, стирая последние слёзы. Глаза всё ещё горели, а сердце болело от той глубокой раны, которую оставляли слова злых людей. Она вздохнула и перевела взгляд на Лену — свою старую подругу, единственного человека, который всегда говорил правду без прикрас. Та сидела за столом, аккуратно помешивая чай ложечкой, словно ждала, когда Наташа сама заговорит первой.
— Ну что, закончились слёзы? — спросила Лена, не поднимая глаз от кружки. В её голосе не было сочувствия — только трезвый расчёт и немного резкости, как будто она хотела ударить подругу правдой, чтобы та очнулась.
— Да, — коротко ответила Наташа, пытаясь улыбнуться. Но получилось скорее похоже на гримасу — слишком свежа была боль.
— И как теперь будешь решать проблему?
Лена всегда говорила прямо, без намёков и недоговорённостей. Для неё мир был чёрным или белым — никаких полутонов, никакого «может быть». Она терпеть не могла, когда люди начинали оправдываться, прятаться за «не могу», «боюсь» или «не уверен».
— Лен, не все же могут быть такими сильными, как ты, — тихо произнесла Наташа, опуская взгляд.
— При чём здесь сила? — резко перебила Лена. — Это про любовь к себе, про уважение. Если ты сама себя не ценишь, если считаешь, что недостойна Михаила и его семьи, то и окружающие будут видеть тебя такой же — слабой, потерянной, неполноценной. Сейчас ты ходишь как жертва, понимаешь? Не невеста, а жертва. Ты хочешь, чтобы именно так тебя воспринимали?
Наташа рассмеялась — громко, почти истерично:
— Хочешь, чтобы мою будущую свекровь удар хватил?
— А как вообще вы общаетесь с ними? — продолжала допрашивать Лена, не давая Наташе уйти от темы.
— Когда мы с Мишей вместе, она ангел во плоти. Улыбается, шутит, даже кофе мне наливает. Но однажды… всего один раз… я увидела её настоящее лицо. Это случилось, когда она узнала, что я из детского дома. Как будто маска упала. Она начала вещать о генетике, о том, что у меня «непроверенные» роды, что внук может родиться больным… Просто ураган какой-то.
— Вот дрянь, — фыркнула Лена.
— Тогда Миша её быстро поставил на место. Он встал между нами и сказал: «Ты не имеешь права так говорить о человеке, которого я люблю». Мне показалось, что именно с того момента Эмма Сергеевна затаила зло. Хотя, возможно, она и раньше считала меня недостойной их семьи.
Лена покачала головой:
— А что в их семье такого особенного? Голубая кровь, что ли? Ты сама говорила, что отец Миши из деревни.
— Да, он этим даже гордится. А вот Эмма Сергеевна всегда просит замолчать, когда он говорит о своих корнях.
— Понятно. А как у тебя дела с поисками родственников?
Наташа сразу потемнела лицом:
— В тупике. Никаких зацепок. Только одна женщина, которая видела маму на вокзале. Больше ничего.
После поступления в институт Наташа начала искать родных с той же силой, с которой другие борются за жизнь. Её история действительно была странной. Мама принесла новорождённого ребёнка к детскому дому и умерла прямо там, на пороге. Женщина была плохо одета, исхудавшая, явно нуждающаяся. Но в пелёнках малышки нашли очень дорогое кольцо — старинное, с вычурной гравировкой. Оно стало для Наташи символом чего-то большего, чем просто украшение. Теперь оно красовалось на её пальце, как напоминание о тайне, которую нужно разгадать.
Девушка обращалась в ювелирные мастерские, пыталась найти информацию о происхождении кольца. Все ей говорили одно и то же: это заказное изделие, очень старое, выполнено по устаревшей технике. Никто не смог сказать, кто мог сделать такое кольцо.
Тогда Наташа начала искать людей, которые могли бы что-то знать. Сначала повезло — нашёлся дворник, который помнил, как её мама шла к детскому дому с ребёнком на руках. Затем она обошла весь частный сектор, где предположительно жила её мать. Люди качали головами, отводили глаза, говорили, что ничего не знают.
Уже готова была сдаться, но вдруг женщина, с которой она разговаривала, догнала её и окликнула:
— Стой! Ты ведь её дочка? Очень похожа на неё.
Наташа чуть не упала от этих слов.
— Да, вы что-то вспомнили?
Женщина осмотрелась по сторонам, будто опасаясь лишних ушей:
— Пошли в дом, нечего здесь болтать.
За чаем хозяйка рассказала долгую историю. Она тогда работала на рынке, продавала пирожки. Заметила беременную женщину, сидящую на краю перрона, с пустым взглядом. Казалось, она ждёт поезд, чтобы броситься под него. Подошла — а та на последнем месяце. Женщина, проработавшая полжизни санитаркой в роддоме, сразу поняла.
— Что расселась? — спросила она. — Поезд скоро придет.
А женщина кивнула: «И пусть».
Хозяйка не стала долго думать — подняла её за шкирку, привела домой, согрела, напоила чаем. Женщина призналась, что её нельзя искать, потому что отец парня погубил, неподходящим считал, и ребёнка тоже обещали забрать. Выглядела она странно — как будто не в себе.
Вечером начались роды. Женщина отказалась вызывать скорую, боялась, что её найдут. Родила дома, еле выжила, а Наташа родилась здоровой и крепкой.
Через три дня женщина собралась уходить. Сказала, что отдаст дочку в детдом, а сама поедет к отцу, чтобы объясниться. «Неужели он откажет своей внучке?» — сказала она. И ушла. Хозяйка ждала, думала, что зайдёт попрощаться, но потом узнала — её нашли мёртвой на крыльце детдома. Она никому не рассказывала, чтобы не посадили за домашние роды.
— Как её звали? — спросила Наташа.
— Точно не знаю. Документов не видела. Юлией назвалась.
— А ещё что-нибудь?
— Показалось, что не врала про отца. Повадки у неё были не бедняцкие. Не знаю, как объяснить, но даже в лохмотьях она была гордой.
Наташа несколько раз ходила на вокзал, беседовала с работниками того времени. Все повторяли одно — беременных бездомных всегда было много. Все зашло в тупик.
Миша говорил: «Нельзя опускать руки, зацепочка обязательно найдётся». Наташа была благодарна за поддержку, но Миша много работал. Его семья держала крупную ферму, отец с сыном пропадали там день и ночь. Эмма Сергеевна тоже помогала в бизнесе, особенно хорошо ей удавались переговоры. Когда хотела, могла очаровать кого угодно.
Наташа никогда не рассказывала будущей свекрови о поисках родственников. Чувствовала — ничего хорошего не услышит.
А тем временем Эмма Сергеевна сидела с подругой и обсуждала Наташу:
— Не понимаю, как Миша мог поступить. Понятно же — лохушка-простушка совсем ему не пара. Наскучит через пару лет. С ней даже поговорить не о чём.
— Эмма, ты слишком категорична к девочке, — осторожно возразила подруга.
— Таня, умоляю! Двух слов связать не может. Плюс не понимает, что такое деньги. Никогда их не было, и стремления нет.
— Может, это и неплохо?
— Плохо, Танечка! Я могла бы стерпеть, что лохушка, но что голодранка — не хочу. Придумаю способ показать сыну, что она никчемная.
— Вижу, уже что-то придумала.
— Завтра переговоры с Лабуховым. Заболею и отправлю её. Взорвёт всё, но завтра просто подписание, не страшно. Потом извинюсь — приболела, надеялась на будущую невестку.
— Ну ты голова. Но на твоём месте не играла бы в такие игры с ним.
— Всё будет хорошо. И вообще, на него наговаривают. Видела раз, показался адекватным.
Наташа удивилась, когда позвонила Эмма Сергеевна и попросила приехать. Миша был недоступен — предупреждал, что с отцом на весь день в дальний цех поедут.
— Эмма Сергеевна, что-то случилось? — спросила Наташа, входя в дом.
Женщина лежала на диване с мокрым полотенцем на лбу:
— Наташенька, так нужна помощь. Мужчины в полях, а мне договорчик небольшой подписать надо. Голова разболелась, встать не могу. Попрошу съездить, подписать. Почти член семьи же.
Наташа растерялась:
— Но я никогда ничем подобным не занималась.
— Нужно начинать. Главное, веди себя умно, чтобы не заподозрили, что ничего не понимаешь. Или мне самой ехать? Вдруг умру по дороге?
— Нет, что вы! Конечно, съезжу. Только скажите, что делать.
Эмма Сергеевна устроилась в кресле поудобнее:
— Принеси водички.
Наташа бросилась на кухню, а женщина, ехидно усмехнувшись, бросила в сумочку маленький предмет — прослушку.
«Как только Миша послушает запись, сам не захочет общаться», — подумала она, довольная собой.
Наташа всю дорогу повторяла, что говорить, а что нельзя. Страшно было, как никогда. Но понимала — это главная проверка, провалить нельзя.
Переговоры проходили в дорогом ресторане. Наташа осмотрела себя — платье не совсем подходило для ресторана, но переодеваться было некогда. Вошла, объяснила, зачем пришла. Администратор окинул странным взглядом, но проводил в кабинет.
Эмма Сергеевна улыбалась в предвкушении шоу и включила запись — должна же потом всем дать прослушать.
Наташа вошла. Навстречу поднялись пожилой мужчина и другой, лет сорока. Уставились на неё, как на привидение.
— Здравствуйте, Эмма Сергеевна приболела, поэтому приехала я.
Она не понимала, почему они так пристально смотрят. Тот, который помоложе, взял её за руку, посмотрел на кольцо, ослабил галстук:
— Откуда это?
Наташа растерялась, вырвала руку:
— Моей мамы.
— Мамы? Как звали? Фамилия?
— Наверное, Юля. Фамилию не знаю. Имя может быть другое.
Мужчина долго смотрел:
— Звали Юля.
Наташа почувствовала, как ноги стали ватными, начала падать, но мужчина подхватил её.
Через время она сидела за столом с водой в руках.
— Вы кто?
Пожилой сказал:
— Я отец Юлии, а это Андрей, её брат. Получается, я твой дед.
— Так из-за вас мама не хотела жить! Вы моего папу…
Мужчина покачал головой:
— Давай сначала я расскажу, потом ты, и сравним. Извини, нервничаю — только что увидел внучку, которую не мог найти столько лет. Но сначала — она жива?
Наташа качнула головой:
— Нет, мама умерла почти сразу после рождения.
— Чувствовал. Нельзя ей было рожать, нельзя так жить.
Оказалось, врачи Юле категорически запрещали беременеть — порок сердца. Молодой человек прятал её, думал — если будет ребёнок, разрешат стать зятем. Но видя, что девушке плохо, решил сбежать. Понимал — не простят.
Юля пришла домой, обвинила отца в том, что погубил парня. Не успели ничего сделать — пока брат ездил за врачом, снова сбежала. История для всех закончилась.
— У Юльки всегда был взрывной характер, никого не слушала.
Дверь открылась. На пороге — Эмма Сергеевна.
— Простите, переживала, как девочка справится. Давайте знакомиться — будущая свекровь этого сокровища, а вы, понимаю, будущий сват.
Наташа удивлённо подняла брови, пошарила в сумочке, достала прослушку, усмехнулась, посмотрела на маму Миши и положила обратно. Пусть играет в игры, если нравится.
Сейчас в голове были другие мысли. Нужно привыкать — теперь она не одна. Раньше был только Миша, а теперь дед и дядя. Ну и свекровь, которой она теперь, по всей видимости, очень даже подходила.
Наташа посмотрела на Эмму Сергеевну и на деда, взгляд которого кричал: «Спасите от этой женщины».
