Чем израильская бабушка отличается от любой другой бабушки?

Тем, что неистребимое стремление накормить, пригреть и позаботиться (вне зависимости от желания окружающих и прочих мелких обстоятельств) в израильской бабушке сочетается с редким жизнелюбием, большим самомнением и твердой уверенностью в том, что всё, что нас не убивает, тоже следует накормить.

Когда я вырасту, обязательно стану израильской бабушкой.
Во-первых, это красиво.
Однажды мой мамулёк приехал на вызов к 95-летней бабушке: та жаловалась на головокружение. Бабушка сидела в кресле под кондиционером при полном параде — то есть макияж, сложная прическа, платье с глубоким декольте, туфли на каблуках, маникюр, сигарета.
— Ну, на сколько лет я выгляжу? — первым делом спросила бабушка, уклоняясь от стетоскопа. — Только не ври.
Мамулёк задумался. Натуральный возраст бабушки был известен. «Если в сорок, чтобы сделать приятное, отнимают лет пять, в пятьдесят — десять, то, если ей сейчас девяносто пять…» У мамулька всегда было плохо с математикой.
— На семьдесят! — уверенно заявил мамулёк.
— Ну, на пару лет ты ошиблась, — ответила бабушка. — Ладно, смотри меня, только аккуратно, не испорти прическу.

Во-вторых, израильские бабушки всегда всё знают.
Можно спросить у них о чем угодно, бабушки ответят быстро и уверенно.
Вот, например, в парке дитя видит пожилую, но бодрую таксу и спрашивает:
— Это какая собака?
— Овчарка, — отвечает бабушка.
Дитя задумывается, такса, вяло виляя попой, обнюхивает эвкалипт.
— А почему она такая маленькая? — спрашивает пытливое дитя.

Бабушка неодобрительно смотрит на таксу.
— Потому что плохо ела, — говорит бабушка. — Все, кто плохо ест, не растут.

Даже если израильскую бабушку ни о чем не спрашивать, она всё равно всё знает. Спорить с бабушкой бесполезно. Однажды рано утром зазвонил телефон, я сняла трубку, потому что родители были на работе, и из трубки мне закричали:
— Люся, ну где ты уже ходишь, это бабушка, она волнуется.
— Это не Люся, — вежливо ответила я.
— Так позови Люсю, что ты мне голову морочишь!
— Извините, здесь нет Люси.
— Так она пошла куда?
— Нет, здесь вообще нет Люси, вы ошиблись номером.
— Что это я ошиблась, я каждый день сюда звоню. Так Люся где?
— Вы все-таки ошиблись номером.
Трубка на секунду замолкает, потом подозрительно спрашивает:
— А ты тогда кто?
Я теряюсь и бормочу:
— Я… Я не Люся.
Трубка с бабушкой внутри раздражается.
— Да я слышу, что ты не Люся, какая из тебя Люся, а Люся-то где?
— Вы ошиблись номером, Люси здесь вообще нет, — терпеливо отвечаю я.
— А, так нет ее, что ты сразу мне не сказала! — кричит трубка. — Ладно, я через час перезвоню.
Второго звонка от Люсиной бабушки я не дождалась, трусливо сбежала на море.

А на пляже — ветер, волны, черный флаг на будке спасателей, песок забивается в уши и вообще везде, мы сидим с ребенком Данечкой, завернувшись в полотенце, дышим, нам надо, у нас через два дня обратный самолет в Москву. Рядом бабушка борется с огромным полосатым зонтом и дедушкой, который неосмотрительно критикует погоду и бабушку:
— У меня радикулит, я не буду тут сидеть.
— Скоро распогодится, — отвечает бабушка.
— А я ведь знал, что так и будет, даже по радио передали — высота волны два метра. А ты что? Ты сказала — отличная погода, Боря, пойдем проветримся, — ноет дедушка.

Бабушка побеждает зонт, приглаживает на дедушке седые кудри и говорит:
— Чем ты недоволен, Боря? Или мы не проветриваемся?

В-третьих, у израильских бабушек всегда есть еда. И они всегда хотят накормить. Не важно, где ты встретил бабушку — на пляже, в автобусе, в пустыне — надо быть готовым к тому, что сейчас будет еда, много еды, очень много еды. Сопротивляться не имеет смысла, надо просто расслабиться и есть.
Как-то я летела в Тель-Авив рядом с бабушкой и заранее ей сочувствовала — я заслуженный аэрофоб, могу неконтролируемо зарыдать, посинеть, могу вцепиться в то, что ближе всего. Однажды я сломала подлокотник.
Пока стюардессы улыбались и проверяли, все ли пристегнуты, бабушка сидела тихо. Как только самолет начал выруливать на взлетку, бабушка достала пакет с пирожками и бутербродами.
— Ну, — сказала бабушка как бы в никуда, — сейчас будем обедать.

А я как раз тянулась за специальным пакетиком, чтобы в него подышать.
— Возьми пирожок, — сказала мне бабушка.
Я замотала головой. Потому что мы вот-вот должны были взлетать, какие пирожки, я и зубы разжать не могла.

— Ты что-то бледная, — сказала бабушка, — тут у вас в Москве, конечно, все бледные, это потому что вы плохо едите. У тебя, наверное, малокровие. Когда малокровие, надо есть жирное, тут все говорят про холестерин, а я скажу так — ребенок должен хорошо питаться. Возьми пирожок.

Мне почти сорок лет, и чем-чем, а малокровием я точно не страдаю.

— Ну, — сказала бабушка уже громко, обращаясь к соседям сбоку, спереди и сзади. — Посмотрите, она не хочет пирожок!
Некоторые соседи заинтересованно посмотрели. Самолет гудел и взлетал, бабушка была неумолима.
— Или ты возьмешь пирожок — или я не знаю, — сказала она.

Я взяла пирожок. И я съела пирожок под одобрительным бабушкиным взглядом, а потом еще пирожок и бутерброд, и пирожок. Когда стюардесса принесла обед, бабушка его гневно отвергла.
— У нас свое, — сказала она. — Видишь, девочка кушает, пусть кушает, нам еще долго лететь.
За четыре часа бабушка рассказала мне про свою семью. У нее семеро детей, девятнадцать внуков и внучек и (пока) только четыре правнука.
— Каждую пятницу они все приходят ко мне ужинать, — говорила бабушка. — Потому что кто их еще накормит? А ребенок, запомни, всегда должен хорошо питаться.
Когда мы заходили на посадку над тель-авивским пляжем — а там самолет всегда делает такой как бы взмах крылом, — я безмятежно ела булочку с творогом. Ведь когда рядом израильская бабушка, с ответом на любой вопрос и запасом еды, ты можешь быть уверен — все будет хорошо.
Потому что бабушка так сказала.

Юка Лещенко