Игла неожиданно впилась под лопатку. Марина медленно опустила ноги на подножку троллейбуса — до дома оставалось совсем чуть-чуть. Зимний вечер плотно окутал город мглой, фонари разливали по мокрому асфальту тусклые круги света.

Аритмия больше её не пугала — она давно привыкла к этим перебоям в груди. Человек ко всему привыкает. Но это было иначе. Ощущение было таким, будто что-то холодное и чужое сдавило изнутри, лишая воздуха.

Марина вышла на остановку и опустилась на скамейку. Прохожие спешили мимо, укутавшись в шарфы и куртки, прячась от резкого ветра. Она сидела тихо, наблюдая за снежинками, которые сверкали в свете фонарей. Ноги в тёплых сапогах затекли, но она почти не чувствовала холода.

«Ну вот, Марина… Добежалась», — промелькнуло в голове. Не было в этой мысли страха — только глубокая усталость.

Перед глазами возникло лицо Артёма — её сына. Он выходил из кабинета врача растерянным, с покрасневшими щеками.

— Мам, нужно срочно делать операцию. Врач говорит — нельзя ждать…

Она же забыла телефон дома. А ведь он просил: «Бери всегда!» Всего одна остановка — какая разница, зима или лето? Можно было и пешком дойти.

«Теперь расстроится», — подумала она, будто со стороны.

Вдруг её словно кто-то окликнул взглядом. Из снежной метели, из темноты, прямо к её ногам вышел маленький комок намокшей шерсти. Его зелёные глаза горели, как два огонька.

— Кис-кис… — прошептала Марина.

Кот легко прыгнул рядом, уселся на лавку. Она никогда не считала себя любительницей кошек — просто так сложилось, что их пути раньше не пересекались. А теперь вот она еле держалась на грани, а рядом был этот потрёпанный зверёк.

Он приблизился. Глаза его были как две прозрачные изумрудные звезды — такие глубокие, что затягивали в себя. Марина не могла отвести взгляда. Воздух наполнился запахом ванили. Странный, но успокаивающий аромат.

Боль исчезла так же внезапно, как и пришла. Тело снова стало своим. Пространство перестало плыть. Она встала.

Кот остался на скамейке. Чудо рассеялось. Перед ней снова был обычный бродяга — грязный, с комьями льда в шерсти, с остывшими глазами. Только что они ещё сияли чем-то нездешним.

Марина нагнулась, подняла его и прижала к себе:

— Сидеть здесь тебе не место. Пойдём домой. Утро всё решит. Как говорится, ночь — для сомнений, день — для решений.

Дома выяснилось, что это полуперс, серый, в пятнах старости, с липкой от холода шерстью. Он безропотно дал себя помыть, высушить. Под пушистой маской обнаружились мягкие, переливающиеся жемчужиной волоски. Ел он аккуратно, как истинный аристократ, потом улёгся на стул и моментально уснул.

Марина долго смотрела на него, прежде чем сама легла спать. Ни слова не сказала сыну. Она знала, на что идёт, отказываясь от операции. Шанс проснуться после наркоза был невелик. А если и не проснуться?

Потом пришлось съездить к ветеринару. Диагноз оказался неутешительным — возраст, почки, общее истощение. Лекарства, диета, уход. Мысль о том, чтобы отдать кота, испарилась, едва началась забота: корм, лежанка, витамины.

Она долго выбирала игрушки, но, вспомнив его серьёзную морду, вернула их обратно:
— Не смешно, Марина. Ему не до игр.

Когда Артём увидел кота, он удивился:

— А как звать-то?

Марина задумалась. Перед глазами вспыхнули те два изумрудных огонька.

— Север, — ответила она. — Пусть будет Север.

Имя пришлось ему впору. Кот быстро освоил лоток, по утрам не мяукал, мебель не царапал. Марина начала читать книги о кошках, рассказывать Северу о своих делах, делиться мыслями. Он слушал внимательно, поводил ушами, молча смотрел в глаза — так, как умеют только животные, которым не нужно много слов, чтобы понять человека.

Север стал первым живым существом, которому она доверяла без страха.
А он стал её защитой, когда страх вернулся.
Не человеком, не лекарством, а именно котом.

Однажды, во время приступа, он бросился к ней. Сел рядом, начал что-то бормотать успокаивающее, глядя прямо в глаза. Её сердце, словно напуганная птица, постепенно затихло под его взглядом и тихим мурлыканьем.

— Север… ты не просто кот. Ты волшебный, — прошептала она, прижав его к себе.

А он спрыгнул так, будто ничего и не происходило.

Наступила весна.

— Мы скоро поедем на дачу, Север. Там тебе понравится, я обещаю.

Лето они провели за городом. Домик на краю соснового леса, старый забор, покосившийся от времени, кусты смородины вдоль тропинки — всё осталось таким же, как прежде, но теперь Марина воспринимала это по-другому. Она чувствовала мир острее: тепло солнца, холод утренней росы, запах хвои и свежей земли. И благодарность за каждую мелочь стала для неё новой чертой, почти детской.

Север быстро освоился. Он часами лежал на крыльце, вытянувшись на нагретых досках, щурился на солнце, ловил лапой порхающих мотыльков. Вечерами сидел возле её кресла, наблюдая, как она читает или вяжет. Иногда исчезал в лесу, возвращаясь с растрёпанным видом и травяным ароматом. Однажды принёс дохлого крота и гордо положил его у ног хозяйки.

— Вот ты какой охотник, — вздохнув, похвалила она.

Они вместе слушали дождь, стучавший по крыше, вместе встречали закаты у старого пруда под склонившейся ивой. Кот не боялся воды — мог сидеть у самой кромки, следить за стрекозами, ловить блики на воде. Иногда он осторожно опускал лапу в воду и следил, как расходятся круги.

По утрам Марина пила кофе на веранде, а Север грелся рядом, распластавшись на деревянном полу. Она шептала ему свои мысли, как молитву. И сердце её болело всё реже. Благодаря коту, она снова начала жить — глубже, полнее, без страха.

Север был рядом. Только с ним она могла быть собой. Когда ей было плохо, он находил способ помочь. О других этом никто не знал.

К концу лета кот заметно ослаб. Шерсть потускнела, аппетит пропал. Ветеринар сказал прямо:

— У него рак. Метастазы. Лучшее, что мы можем сделать — облегчить последние дни.

Марина качала головой:

— Мы вернёмся домой. Пока он жив — мы вместе. А когда станет совсем тяжело… тогда я приму решение.

Дома Север улёгся на подоконник, долго смотрел в окно. Потом подошёл к Марине и прижался всем телом, как будто простился.

Ночью он ушёл. Бесшумно. Просто перестал дышать, лёжа у неё на коленях. Она гладила его, говорила ласковые слова, словно надеялась, что он услышит.

Наутро Марина похоронила его на даче — под ивой, у самого пруда. Земля была мягкой после дождя. Она завернула Севера в его любимое пальто:
— Ты любил в нём спать…
Долго сидела рядом, пока вечер не окутал лес. Насыпала аккуратный холмик, поставила камень, посадила ромашки. Прошептала:

— Спасибо тебе, Север. Ты был моим чудом.

И вот снова одиночество. Сердце снова стало сбивать дыхание. Дом стал чужим. Без него — пустым.

Неделю спустя приехал Артём. С невестой — светловолосой, робкой Леной. Они помогали Марине готовить ужин, смеялись, когда сын пытался вспомнить, как чистить картошку. Марина радовалась за сына. Но внутри — тихий укол. Когда они уехали, дом снова наполнился тишиной. Такой плотной, что задыхаться хотелось.

Дача, которая раньше казалась свободой, внезапно стала клеткой. Марина с чашкой остывшего чая села у окна и долго смотрела на звёзды. Где-то там, наверное, нет боли. Где-то там — он.

Она вспоминала его глаза — зелёные, глубокие, как вечность.

И вдруг — лёгкий прыжок на кровать. Знакомый прогиб матраса. Тихое, вибрирующее мурлыканье. Не открывая глаз, она протянула руку — туда, где всегда был Север.

Не было ни испуга, ни боли. Только понимание: он не ушёл. Он остался. Рядом.

Утром соседка нашла её лежащей лицом к окну. На лице — чуть заметная улыбка, как у ребёнка. А рядом, на подушке, лежал маленький комочек тепла — будто ветер занёс его с улицы.

Теперь она дома. Теперь она со своим котом.
И больше не боится боли.