— Ты продал мой ноутбук, на котором я работаю, чтобы перекрыть свой долг в букмекерской конторе! Ты хоть понимаешь, что ты лишил меня не просто гаджета, а средства заработка, Андрей? — кричала Марина, застыв в дверном проеме гостиной.
Она только что вернулась с прогулки с пятилетним сыном. Щеки еще горели от осеннего ветра, а в руках были пакеты с продуктами, которые теперь с глухим стуком упали на пол, рассыпав по ламинату яблоки и пачки макарон. Но Марина этого даже не заметила. Её взгляд был прикован к письменному столу у окна — её священному рабочему месту.
Там, где еще утром возвышалась мощная графическая станция — тяжелый, профессиональный ноутбук, обклеенный стикерами с дедлайнами, и дополнительный монитор, — теперь зияла отвратительная пустота. Монитор был сдвинут в сторону, развернут экраном к стене, словно наказанный ребенок. А на месте ноутбука сиротливо валялся только клубкок спутанных проводов: HDMI-кабель, зарядка и коннектор от графического планшета, который, к счастью, лежал в ящике. На пыльной поверхности столешницы четко выделялся светлый прямоугольник — след того, что здесь еще недавно была жизнь, была работа, были деньги.
Андрей сидел на диване в позе человека, которого несправедливо оторвали от важных государственных дел. Он даже не выключил телевизор, где шел какой-то бесконечный футбольный обзор. На журнальном столике перед ним стояла наполовину пустая бутылка пива и тарелка с засохшими корками от пиццы. Он медленно повернул голову в сторону жены, и на его лице не дрогнул ни один мускул, выражающий раскаяние. Наоборот, во взгляде читалась усталая досада.
— Марин, не начинай истерику с порога, а? — лениво протянул он, почесывая небритую щеку. — Я тебе сейчас всё объясню, если ты перестанешь визжать. Это временная мера. Форс-мажор, понимаешь?
— Временная мера? — Марина шагнула в комнату, перешагнув через рассыпавшиеся яблоки. Она не снимала куртку, ей вдруг стало невыносимо холодно, словно в квартире выбили окна. — Ты называешь кражу моего инструмента временной мерой? Андрей, у меня завтра сдача проекта по ребрендингу сети кафе. Там файлы весят гигабайты! Там рендеры, которые считались двое суток! Ты хоть головой думал, когда выдергивал шнуры?
Она подошла к столу и взяла в руки осиротевший конец провода питания. Пальцы сжались так, что побелели костяшки. Это был не просто ноутбук. Это была её независимость, её способность оплачивать ипотеку, покупать еду и закрывать те дыры в бюджете, которые Андрей создавал с завидной регулярностью последние два года.
— Да никуда твои файлы не денутся, — отмахнулся Андрей, делая глоток пива. — Я его не продал с концами, а заложил. В ломбард, тут за углом, у Ашота. Сдал с правом выкупа. Мне срочно нужны были наличные, Марин. Коллекторы звонили, сказали, что приедут по адресу прописки. Ты хочешь, чтобы к нам в дверь ломились амбалы, пока ты с мелким гуляешь? Я о безопасности семьи думал!
— О безопасности? — Марина горько усмехнулась. — Ты думал о том, как спасти свою шкуру, Андрей. Ты украл у меня возможность заработать те самые деньги, которыми можно было бы отдать долг. Ты понимаешь абсурдность своего поступка? Ты зарезал курицу, которая несет яйца, чтобы купить себе один сраный лотерейный билет!
Андрей резко поставил бутылку на стол. Звук стекла о дерево прозвучал как выстрел. Ему надоело оправдываться. В его картине мира он поступил как мужчина — нашел быстрый ресурс, решил острую проблему. А жена, вместо благодарности или хотя бы понимания, устроила допрос.
— Хватит меня пилить! — рявкнул он, и его лицо пошло красными пятнами. — Я мужик, я решаю проблемы по мере их поступления. Надо было перекрыть кислород — я перекрыл. Завтра отыграюсь на Лиге Чемпионов, там верняк стопроцентный, коэффициент бешеный. Заберу твой ноут обратно, еще и сверху заработаю. Купим тебе… не знаю, мышку новую. Успокойся ты.
Марина смотрела на него и чувствовала, как внутри что-то умирает. Не было ни слез, ни желания бить посуду. Было только чувство брезгливости, словно она наступила в грязь. Она видела перед собой не партнера, а наркомана, для которого доза азарта важнее, чем то, будет ли его семье что есть завтра.
— За сколько? — спросила она тихо, но в голосе звенела сталь.
— Чего? — не понял Андрей, моргнув.
— За сколько ты сдал машину, которая стоит двести пятьдесят тысяч рублей? За сколько ты продал мой труд, мои нервы и мое время?
Андрей отвел взгляд. Он начал ковырять этикетку на бутылке, стараясь выглядеть безразличным.
— Ну… там срочный выкуп был, без коробки, без документов… Я же не знал, где ты чеки хранишь. Короче, сорок тысяч дали.
— Сорок тысяч, — повторила Марина, чувствуя, как пол уходит из-под ног. — Ты отдал профессиональную станцию за сорок тысяч рублей? Это одна десятая от его реальной цены сейчас! Ты в своем уме?
— Да какая разница! — взорвался Андрей, вскакивая с дивана. — Это залог! За-лог! Я верну деньги и заберу его! Чего ты считаешь копейки? Ты лучше подумай, как мужа поддержать в трудной ситуации, а не устраивать тут бухгалтерию. Вечно ты только о бабках думаешь, меркантильная стала, жуть. Раньше ты в меня верила!
Он начал ходить по комнате, размахивая руками. Это была его любимая тактика: лучшая защита — нападение. Обвинить её в черствости, в отсутствии поддержки, перевернуть всё с ног на голову.
— Я верила в тебя, когда ты искал работу, — Марина говорила медленно, чеканя каждое слово. — Я верила, когда ты просил деньги на «свое дело», которое прогорело, не начавшись. Но сейчас ты перешел черту. Ты не просто взял деньги из тумбочки. Ты залез в мой карман, в мою профессию. Ты лишил меня возможности работать.
— Ой, да ладно, «работать», — скривился Андрей. — Картинки в интернете рисовать — это не вагоны разгружать. Посидишь пару дней без дела, отдохнешь, с ребенком пообщаешься. А то сидишь уткнувшись в экран сутками, меня не замечаешь. Может, я специально это сделал, чтобы ты внимание на семью обратила!
Это было уже за гранью. Марина поняла, что разговаривать с ним на языке логики бесполезно. Он жил в своем выдуманном мире, где он — непризнанный гений и стратег, а она — скучная помеха, мешающая ему сорвать куш.
Она молча развернулась и пошла в коридор.
— Ты куда? — крикнул ей в спину Андрей, в его голосе проскользнули нотки тревоги. — Мы не договорили!
— Я ищу квитанцию, — бросила она через плечо, не останавливаясь. — Я хочу своими глазами увидеть, в какую дыру ты спустил нашу жизнь. И молись, Андрей, чтобы ты не продал его скупщикам окончательно. Потому что если это так, то наш разговор перейдет в совсем другую плоскость.
Она начала рыться в карманах его куртки, висящей на вешалке. От куртки пахло дешевым табаком и чужой, уличной безнадегой. Пальцы нащупали скомканный листок бумаги. Марина развернула его. Это был залоговый билет ломбарда «Удача». Срок выкупа — три дня. Процент — грабительский. Сумма на руки — тридцать пять тысяч рублей.
— Ты даже тут соврал, — прошептала она, глядя на цифры. — Пять тысяч ты уже успел проиграть или пропить по дороге домой.
Марина сжала квитанцию в кулаке. В комнате снова заработал телевизор — Андрей сделал звук погромче, решив, что буря миновала. Он ошибался. Буря только начиналась, и она была холодной, расчетливой и беспощадной.
Марина вернулась в комнату и молча положила смятый чек на журнальный столик, прямо поверх кусков засохшей пиццы. Бумажка медленно развернулась, демонстрируя жалкие цифры. Андрей скосил глаза, но тут же отвернулся к телевизору, делая вид, что происходящее на экране его волнует больше, чем присутствие жены.
— Тридцать пять тысяч, Андрей. Не сорок, — произнесла Марина сухо, будто зачитывала приговор. — Где еще пять?
— Да какая разница! — взвился он, нервно дернув ногой. — Потратил. На такси, на сигареты, долг мелкому отдал одному. Ты что, следователь? Мы сейчас будем дебет с кредитом сводить, когда у меня голова раскалывается?
— Будем, — кивнула она. — Потому что это не просто цифры. Это цена твоего предательства. Ты сдал вещь за десять процентов от её стоимости. Ты хоть понимаешь, что процент в этом ломбарде — два процента в день? Чтобы забрать его через неделю, нужно будет отдать уже сорок. А у нас их нет.
Андрей резко выключил телевизор пультом, швырнув его на диван. В комнате повисла тишина, нарушаемая только шумом машин за окном и тяжелым дыханием мужа.
— У «нас» нет, — передразнил он её с ядовитой ухмылкой. — А у тебя есть. Я знаю, что ты откладывала. Вон, на той неделе заказ закрыла. Марин, не дури. Дай денег, я завтра с утра поеду и выкуплю. Я же не для себя старался, а чтобы семью обезопасить!
Марина смотрела на него и поражалась, как этот человек, с которым она делила постель пять лет, мог так искренне верить в собственную ложь.
— Ты не слышишь меня? — спросила она, понизив голос. — Дело не только в железе. Андрей, на жестком диске были исходники. Проект, который я делаю два месяца. Я не успела залить последнюю версию в облако, потому что вчера интернет глючил. Ты понимаешь, что это значит?
— Ой, ну началось, — закатил глаза Андрей, откидываясь на спинку дивана и скрещивая руки на груди. — Трагедия века. Ну нарисуешь ты свои картинки заново. Ты же быстро это делаешь, клац-клац мышкой — и готово. Делов-то. Посидишь ночку, кофе попьешь. Тебе не привыкать.
Эти слова ударили больнее пощечины. Марина почувствовала, как кровь отливает от лица. Годами он видел, как она сидит за монитором с красными глазами, как растирает затекшую спину, как пьет обезболивающее от мигрени после двенадцатичасовых смен. И всё это для него было просто «клац-клац».
— Ты считаешь мою работу мусором? — спросила она, глядя ему прямо в переносицу. — Ты считаешь, что то, что кормит нас, оплачивает твое пиво и твои бесконечные долги — это просто «картинки», которые можно перерисовать за ночь?
— Я считаю, что ты раздуваешь из мухи слона! — рявкнул Андрей. — Я живой человек! Меня могли убить или покалечить за эти деньги! А ты печешься о файликах. Да плевать мне на твои проекты, когда речь идет о моей безопасности! Ты должна была сказать: «Спасибо, любимый, что ты жив», а не устраивать разборки из-за куска пластика!
— Если бы тебя хотели убить, Андрей, тебя бы убили, — холодно парировала Марина. — Но мертвые должники не платят. Тебя просто пугали, а ты, как трус, побежал грабить собственную жену. Ты не спасал себя, ты просто искал легкий путь. Украсть у меня проще, чем пойти и заработать, правда? Проще, чем таксовать по ночам или вагоны разгружать.
Андрей вскочил на ноги, его лицо перекосило от злости. Он подошел к Марине вплотную, нависая над ней всей своей массой. Раньше она бы испугалась, отступила. Но сейчас внутри была только ледяная пустота.
— Ты кого трусом назвала? — прошипел он, брызгая слюной. — Я кручусь как могу! Я ищу варианты! А ты сидишь на всем готовом, в тепле, и только носом воротишь. «Андрей, купи то, Андрей, сделай это». А как у Андрея проблемы — так ты сразу в кусты?
— На всем готовом? — Марина усмехнулась, и эта усмешка была страшнее крика. — Квартира моих родителей. Ремонт делали на мои деньги. Продукты в холодильнике куплены мной. Твоя машина заправлена на мои деньги. Ты здесь — паразит, Андрей. Ты просто живешь в моем организме и сосешь ресурсы. А когда ресурсы заканчиваются, ты начинаешь отгрызать куски от носителя. Сегодня ты отгрыз мне руку.
Андрей замахнулся, но ударить не решился. Его рука замерла в воздухе, потом бессильно упала. Он понимал, что если ударит — это конец всему. А терять кормушку он не хотел. Ему нужно было просто продавить её, заставить чувствовать вину.
— Ты меркантильная стерва, — выплюнул он. — Я думал, у нас любовь, поддержка. А ты… Ты просто бухгалтер. Считаешь, считаешь… Знаешь, почему я играю? Чтобы вырваться из этого болота! Чтобы кинуть тебе пачку денег в лицо и сказать: «Подавись!». Чтобы ты перестала смотреть на меня как на неудачника.
— Чтобы перестать быть неудачником, Андрей, нужно перестать воровать у жены, — отрезала Марина. — У тебя есть деньги на выкуп? Прямо сейчас?
— Я же сказал — нет! — заорал он. — Но я знаю, где взять! Дай мне доступ к твоему накопительному счету. Там же лежит на отпуск? Дай мне пятьдесят тысяч. Я поставлю на «Реал», коэффициент три и пять. Завтра утром у нас будет сто пятьдесят штук! Я выкуплю ноут, куплю тебе цветы, и еще останется! Марин, ну поверь мне последний раз! Это верняк! Я чувствую, сегодня мой день!
Марина смотрела на него и видела безумие в глазах. Он не шутил. Он всерьез предлагал ей отдать последние деньги, отложенные на лечение зубов сыну и летний отдых, чтобы он мог спустить их в унитаз. Он уже забыл про ломбард, про долги. В его голове уже горели огни выигрыша.
— Ты пробил дно, — тихо сказала она. — Ты не просто украл ноут. Ты сейчас стоишь и требуешь добавки. Ты даже не понимаешь, что ты делаешь.
— Дай мне шанс! — он схватил её за плечи, встряхнул. Пальцы больно впились в кожу. — Ты не понимаешь! Я должен отыграться! Если я сейчас не поставлю, я себе этого не прощу! Это знак судьбы, что ноут забрали. Значит, надо идти ва-банк!
Марина аккуратно, с брезгливостью убрала его руки со своих плеч.
— Шансов больше нет, Андрей. Математика простая. Ноутбука нет. Исходников нет. Денег нет. И тебя у меня больше нет.
Она развернулась и пошла прочь из комнаты, чувствуя спиной его тяжелый, непонимающий взгляд. Он искренне не мог взять в толк, почему она отказывается от такого выгодного предложения. Ведь «Реал» точно должен был выиграть.
Андрей не дал ей уйти. Он обогнал её в узком коридоре, едва не сбив с ног, и встал в дверном проеме кухни, растопырив руки, словно вратарь, защищающий свои ворота. Его дыхание было тяжелым, прерывистым, глаза лихорадочно блестели. Он был похож на загнанного зверя, который вместо того, чтобы сдаться, решил напасть.
— Ты не смеешь уходить, когда я с тобой разговариваю! — выдохнул он ей в лицо. — Ты строишь из себя святую, а на самом деле ты просто душишь меня! Душишь любую инициативу!
Марина остановилась. Она чувствовала, как усталость наливается свинцом в ногах, но страха не было. Был только холодный, отстраненный интерес исследователя, наблюдающего за поведением патологического микроорганизма под микроскопом.
— Инициативу? — переспросила она ровным голосом, стараясь не повышать тон, чтобы не разбудить сына в соседней комнате. — Ты называешь воровство инициативой? Отойди, Андрей. Мне нужно приготовить ужин ребенку.
— Да к черту твой ужин! — Андрей ударил ладонью по косяку двери так сильно, что посыпалась старая штукатурка. — Ты не понимаешь? Деньги, которые лежат у тебя на счете — это мертвый груз! Они там просто гниют, их съедает инфляция. А я предлагаю тебе реальный бизнес-план. Оборотные средства! Мы можем удвоить эту сумму за дваЧасть 3. Логика паразита
Марина прошла на кухню, не включая свет. Ей казалось, что в темноте этот кошмар станет чуть менее реальным, но уличный фонарь предательски заливал помещение грязно-оранжевым светом, выхватывая из полумрака детские рисунки на холодильнике и гору немытой посуды в раковине. Она машинально открыла кран, чтобы набрать воды, но руки не слушались. Стакан звякнул о металлическую мойку.
Андрей не заставил себя ждать. Он влетел следом, дыша тяжело и прерывисто, словно после марафона. В тесном пространстве кухни его присутствие стало удушающим. Он заполнил собой всё: спертый запах пота, перегар и та самая липкая, навязчивая энергия человека, которому срочно нужно доказать свою правоту.
— Ты меня слышишь вообще?! — он хлопнул ладонью по столу, заставив солонку подпрыгнуть. — Я тебе дело предлагаю, а ты нос воротишь! Марин, включи мозги. Ноутбука уже нет. Он в залоге. Это факт. Мы можем сидеть и ныть, а можем обернуть ситуацию в свою пользу.
Марина медленно повернулась к нему, прислонившись спиной к холодному подоконнику. Она смотрела на мужа, как биолог смотрит на редкий вид насекомого — с смесью ужаса и научного интереса.
— Обернуть в пользу? — переспросила она тихо. — Ты называешь «пользой» рискнуть последними деньгами, которые отложены на брекеты Ване?
— Да дались тебе эти брекеты! — Андрей махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. — У него молочные зубы еще не все выпали, успеем. А тут реальный шанс. Коэффициент три с половиной! Ты понимаешь, что это значит? С полтинника мы поднимем сто семьдесят пять тысяч! Я выкупаю ноут завтра же, отдаю тебе полтинник обратно, а на остальное мы закрываем кредитку и покупаем тебе… ну, не знаю, шубу! Или что ты там хотела?
— Я хотела спокойной жизни, Андрей.
— Будет тебе спокойная жизнь! — он подошел ближе, заглядывая ей в глаза. Его зрачки были огромными, черными дырами, поглощающими любой свет разума. — Просто дай мне телефон. Я сам всё сделаю через приложение. Тебе даже пальцем шевелить не надо. Я знаю, ты пароль сменила, введи код.
Марина крепче сжала смартфон в руке. Ей стало физически дурно. Он не просто просил в долг. Он требовал доступ к её труду, к её бессонным ночам, к будущему их ребенка, считая это своим законным правом. В его искривленной логике эти деньги были просто «свободным ресурсом», который глупо лежит на счете, пока он, великий комбинатор, знает способ их приумножить.
— Ты болен, — сказала она утвердительно. — Ты стоишь здесь, проигравший мою работу, и требуешь, чтобы я оплатила тебе билет в следующий раунд. Ты хоть понимаешь, как жалко ты сейчас выглядишь?
Лицо Андрея исказилось. Жалость он ненавидел больше всего. Это ударило по его больному самолюбию сильнее любых оскорблений.
— Жалко? — он усмехнулся, и эта улыбка была похожа на оскал. — Жалко выглядишь ты, когда считаешь копейки и трясешься над каждым рублем. Я — игрок, Марин. Я рискую. А кто не рискует, тот, сама знаешь… Ты думаешь, мне в кайф таксовать или на дядю работать за тридцатку? Я хочу, чтобы моя семья жила достойно!
— За мой счет? — перебила она. — Достойно — это когда ты воруешь у жены?
— Да не ворую я! — заорал он так, что за стеной, наверное, проснулись соседи. — Я беру взаймы! У нас общий бюджет! Семья — это когда всё общее, а не «твое-мое»! Почему ты такая эгоистка? Я же для нас стараюсь! Вот выиграю миллион, ты первая прибежишь: «Ой, Андрюша, какой ты молодец, купи мне машинку». А пока я на мели, ты меня гнобишь?
Он искренне верил в то, что говорил. Это пугало Марину больше всего. Он не врал ей — он врал себе. Он переписал реальность в своей голове так, что любое его действие, даже самое подлое, становилось актом героизма или вынужденной жертвой.
— Андрюша, — произнесла она с ледяным спокойствием, — ты не стараешься для нас. Ты кормишь своего демона. Ты паразит, который присосался к здоровому организму. Ты не хочешь работать, ты хочешь чуда. Но чудес не бывает. Бывает только статистика. И статистика говорит, что ты проиграешь эти пятьдесят тысяч так же, как проиграл ноутбук, машину и нашу нормальную жизнь.
Андрей резко подался вперед и схватил её за запястье, пытаясь вырвать телефон.
— Дай сюда! — прошипел он. — Я лучше знаю, что делать! Не смей решать за меня! Я глава семьи!
Марина не стала вырываться или кричать. Она просто разжала пальцы. Телефон с глухим стуком упал на пол, экран вспыхнул и погас. Андрей замер, глядя на гаджет, лежащий у его ног.
— Поднимай, — сказала Марина. Голос её звучал устало и пусто. — Поднимай и вводи пароль. Только учти: если ты сейчас возьмешь эти деньги, назад дороги не будет. Вообще. Никакой.
Андрей посмотрел на неё, потом на телефон. В его глазах боролись жадность и остатки страха перед тем, что он видел в лице жены. Жадность победила мгновенно. Он наклонился, схватил смартфон и начал тыкать пальцем в экран.
— Пароль! — потребовал он, не поднимая головы. — Говори цифры!
— Ноль, восемь, ноль, восемь, — продиктовала Марина дату рождения их сына.
Андрей судорожно ввел комбинацию, пальцы его дрожали. Приложение банка открылось. Он увидел сумму на счете, и его лицо озарилось болезненным, почти религиозным восторгом.
— Вот видишь! — он поднял на неё сияющие глаза. — Есть же деньги! А ты жалась! Сейчас, Марин, сейчас всё разрулим. Я ставлю на тотал больше. Это сто процентов. К утру мы богаты. Ты еще спасибо скажешь.
Он развернулся и выбежал из кухни, сжимая в руках её телефон, как величайшее сокровище мира. Марина осталась стоять в темноте. Она слышала, как он плюхнулся на диван в гостиной, как что-то бормотал себе под нос, совершая транзакцию.
Она посмотрела на свои пустые руки. Странно, но она ничего не чувствовала. Ни боли, ни обиды. Только холодную, кристальную ясность. Он сделал свой выбор. Он поставил на кон не деньги. Он поставил на кон их брак, и ставка только что сыграла. Только совсем не так, как он рассчитывал.
Марина подошла к окну. Внизу, во дворе, было темно и тихо. Где-то там, в другой жизни, люди спали, любили друг друга, планировали выходные. А здесь, в этой душной кухне, только что закончилась история одной семьи. И теперь ей предстояло сделать то, что нужно было сделать еще год назад.
Она вышла из кухни и направилась не в гостиную, а в детскую. Ваня спал, раскинув руки, его дыхание было ровным и спокойным. Марина достала из шкафа большую спортивную сумку. Пришло время собирать камни.
Марина методично складывала вещи в большую спортивную сумку. Её движения были скупыми и точными, как у хирурга, завершающего безнадежную операцию. Никаких лишних жестов, никакого метания по комнате. Сначала — теплые вещи Вани: зимний комбинезон, две шапки, свитера. Потом — документы: паспорта, свидетельство о рождении, полисы. Она знала, где лежит каждая бумажка. В отличие от Андрея, который даже не помнил дату их свадьбы, она держала под контролем всю их жизнь. До этого момента.
Из гостиной донесся истошный вопль:
— Да! Да, детка! ГО-О-ОЛ!
Андрей ворвался в детскую через секунду. Его лицо сияло, щеки горели нездоровым румянцем, а руки тряслись от перевозбуждения. Он размахивал телефоном Марины, словно трофеем.
— Ты слышала? Слышала?! — заорал он, не замечая полумрака комнаты и спящего ребенка. — Они забили! Один-ноль! Я же говорил! Коэффициент работает! Мы уже в плюсе, Марин! Еще сорок минут игры, и мы богаты!
Ваня в кроватке заворочался и захныкал, испугавшись резкого крика отца. Марина медленно выпрямилась над сумкой и повернулась к мужу. В её взгляде было столько ледяного презрения, что Андрей на секунду осекся. Его улыбка сползла, сменившись выражением недоумения.
— Ты чего чемоданы пакуешь? — спросил он, кивнув на сумку. — Мы же празднуем! Я сейчас закажу суши, пива нормального возьмем. Марин, ну хорош дуться. Я же доказал! Я верну тебе твои деньги с процентами!
Марина подошла к нему вплотную. Он пах кислым потом и дешевым азартом. Она протянула руку ладонью вверх.
— Верни телефон.
— Зачем? — Андрей прижал гаджет к груди. — Там трансляция идет, я слежу за кефами. Нельзя сейчас выходить, вдруг перекрыться надо будет!
— Верни. Телефон. Сейчас. Же. — отчеканила она. Голос был тихим, но в нем звучала такая угроза, что Андрей, сам того не желая, подчинился. Он вложил теплый смартфон в её холодную ладонь, бормоча что-то про женскую глупость и то, что она сбивает ему удачу.
Марина проверила экран. Ставка была сделана. Деньги списаны. На счету оставались жалкие копейки. Она заблокировала экран и сунула телефон в задний карман джинсов.
— Буди сына, — сказала она, возвращаясь к сумке. — Одевай его. Мы уезжаем.
— Куда? На ночь глядя? — Андрей загородил проход, уперев руки в бока. — К мамочке своей побежишь жаловаться? Ну конечно! Как только муж начал подниматься, надо сразу всё испортить. Ты понимаешь, что я сейчас ради нас стараюсь? Я через час выкуплю твой ноут!
— Ты ничего не выкупишь, Андрей, — Марина говорила спокойно, продолжая укладывать свои джинсы и белье. — Даже если твоя ставка сыграет, ты не донесешь эти деньги до ломбарда. Ты проиграешь их следующей ставкой. Или пропьешь, отмечая победу. Или придумаешь новый «гениальный» бизнес-план. Я знаю этот цикл. Я жила в нем три года. Но сегодня ты перешел черту.
Она резко застегнула молнию на сумке. Звук «вжик» прозвучал в тишине комнаты как звук затвора.
— Ты украл у меня не просто гаджет, — продолжила она, глядя ему в глаза. — Ты украл мой труд. Мое время. Ты залез в карман к своему сыну, чтобы покормить свою болезнь. Ты думаешь, это игра? Нет, Андрей. Ты продал мой ноутбук, на котором я работаю, чтобы перекрыть свой долг. Ты лишил нас куска хлеба. И я больше не намерена ждать, пока ты вынесешь из дома холодильник или начнешь воровать у меня золото.
Андрей покраснел. Слова о воровстве жалили его самолюбие.
— Не смей называть меня вором! — прошипел он, сжимая кулаки. — Я муж! Я глава семьи! Я имею право распоряжаться общим бюджетом!
— У тебя больше нет семьи, — отрезала Марина. — И бюджета нет. Ваня, вставай, зайчик. Поедем к бабушке в гости.
Ребенок, сонный и напуганный громкими голосами, сел в кровати. Марина быстро, не давая Андрею опомниться, подхватила сына на руки и начала одевать его прямо поверх пижамы в уличный комбинезон. Андрей стоял и смотрел, не зная, что делать. Применить силу? Он понимал, что тогда Марина точно вызовет наряд. Продолжать орать? Она его не слышала.
Когда они вышли в прихожую, Андрей предпринял последнюю попытку. Он встал у входной двери, раскинув руки, перекрывая выход.
— Ты не выйдешь отсюда, — сказал он, стараясь придать голосу властность, но получилось жалко. — Ты моя жена. Ты должна быть здесь. Сейчас матч доиграют, и мы будем богаты. Я куплю тебе этот чертов Макбук, и ты заткнешься.
Марина поставила сумку на пол. Одной рукой она держала за руку одетого Ваню, другой достала ключи от квартиры. Она посмотрела на Андрея так, словно видела его впервые. Словно это был не её муж, а случайный попутчик в метро, от которого дурно пахнет.
— Слушай меня внимательно, Андрей, — произнесла она тихо, но каждое слово падало тяжелым камнем. — Я сейчас вызываю такси. Если ты не отойдешь от двери, я вызываю полицию и пишу заявление о домашнем насилии и удерживании заложников. А завтра утром я иду в участок в любом случае.
— В участок? — Андрей нервно хохотнул, но в глазах мелькнул страх. — На мужа заявишь? Позориться будешь?
— Заявление о краже, — пояснила Марина, надевая ботинки. — У меня есть документы на ноутбук. Чеки, серийный номер. Ты сдал его по своему паспорту. Ломбард обязан будет вернуть краденое, а ты поедешь в колонию за кражу с причинением значительного ущерба. Статья 158. Срок реальный, учитывая, что ты вынес вещь из квартиры, где прописан только ребенок и я.
Андрей побледнел. Он вдруг осознал, что она не блефует. В этой спокойной, уставшей женщине не осталось ни капли той Марины, которая спасала его, прощала, верила в «последний раз».
— Ты не сделаешь этого, — прошептал он. — Я отец твоего ребенка.
— Именно поэтому я это сделаю. Чтобы отец-наркоман не проиграл квартиру, в которой живет его ребенок.
Она посмотрела на часы.
— У тебя есть ночь. Если завтра к девяти утра ноутбук не будет стоять на столе в том виде, в котором ты его забрал — целый и с моими данными, — я иду к следователю. Где ты возьмешь деньги — выиграешь, займешь, почку продашь — меня не волнует. Это твоя «инициатива».
Андрей медленно опустил руки. Он увидел в её глазах ту пустоту, которая страшнее любой истерики. Там больше не было любви, жалости или надежды. Там был только холодный расчет и желание выжить.
Марина открыла дверь. Холодный воздух подъезда пахнул сыростью и свободой.
— Пойдем, Ваня, — сказала она, вытаскивая сумку на лестничную площадку.
— Марин… — Андрей сделал шаг за порог, его голос дрогнул. — А если «Реал» выиграет? Я же принесу деньги!
Она обернулась на секунду. В свете тусклой лампочки её лицо казалось высеченным из камня.
— Ты уже проиграл, Андрей. Главную ставку в своей жизни ты сделал сегодня утром, когда выдернул шнур из розетки.
Дверь лифта открылась. Марина шагнула внутрь, нажала кнопку первого этажа. Двери с лязгом захлопнулись, отрезая её и сына от человека, который остался стоять на пороге пустой квартиры с включенным телевизором, где чужие люди гоняли мяч за миллионы долларов, пока его собственная жизнь рассыпалась в прах.
Андрей постоял еще минуту, глядя на цифры над лифтом, сменяющие друг друга. Потом вернулся в квартиру. Там, на экране, комментатор захлебывался от восторга: «Опасный момент у ворот!». Андрей бросился к дивану, схватил пульт, забыв про жену, про ребенка, про тюрьму. Ему нужно было знать, сыграет ли ставка. Ведь если сыграет — значит, он был прав. Значит, она вернется. Она всегда возвращалась.
Но в пустой прихожей, где больше не было ни детских сапожек, ни женской куртки, эхо от телевизора звучало как похоронный марш…
