– Да чтоб тебя! – визгнул Игорь, и по комнате метнулась белая вспышка: ваза с искусственными ромашками шмякнулась о стену. Стекло посыпалось по полу, отразило лампу, и блестящий осколок чиркнул Анну по ноге.

Она даже не вздрогнула.

– Ты что, совсем рехнулся?! – голос сорвался на визг. – Кирилл спит!

– А ты что творишь, а?! – он подскочил к столу, схватил телефон, жамкал по экрану так, будто хотел пробить дыру пальцем. – Карта не работает! Стою в магазине, как последний лох! Мать ждёт, а у меня ни копейки!

– Потому что я закрыла доступ, – тихо, но жёстко ответила Анна.

– Что?

– Счёт. Я закрыла счёт.

Он завис, будто его ударили.

– В смысле… зачем?

– А ты подумай. Я, может, тоже умею считать. За этот месяц ты вытащил почти сто тысяч! И всё – «маме на сапоги», «маме на лекарства». Она что, золотом ноги оббивает?

Игорь побагровел.

– Это моя мать, ясно тебе?! Она меня вырастила! Я ей должен!

– А я тебе не должна? – Анна упёрлась руками в стену, будто чтобы не упасть. – У нас кредит, коммуналка, ребёнок… а ты спонсируешь её гардероб!

– Замолчи, – он шагнул ближе, вены на шее вздулись. – Верни доступ.

– Нет.

– Верни, я сказал!

Из детской донёсся плач. Мальчик вскрикнул во сне, потом заревел громко и надрывно.

– Видишь, что ты делаешь! – заорал Игорь. – Ребёнка пугаешь!

– Да это ты его пугаешь, – Анна прошла мимо, – своим ором!

Кирилл сидел на кровати, глаза – в слезах, в руках сжимал плюшевого тигрёнка. Анна опустилась рядом, обняла, гладя по голове.

– Всё хорошо, мой хороший, всё хорошо…

Но внутри у неё всё было наоборот. Не «хорошо» — а комком.

Тяжёлым, липким, горьким.

Она понимала: на этот раз не просто ссора. Это точка невозврата.

Двенадцать лет вместе, и всё впустую. Сколько раз она прощала эти «маминские переводы», закрывала глаза на «одолжил другу», «купил инструмент», «помогаю родственнице». А вчера вечером наконец не выдержала – открыла приложение банка, пролистала вниз. И увидела. За полгода – почти четыреста тысяч.

В тот момент у неё подогнулись колени.

– Иди к папе, – тихо сказала она Кириллу, когда он перестал всхлипывать. – А мама сейчас выйдет ненадолго, ладно?

Она натянула куртку, взяла сумку.

– Ты куда? – Игорь стоял у двери, руки в кулаки, глаза бешеные.

– Подышать.

– Не выйдешь, пока не откроешь доступ.

– Отойди.

– Нет.

Телефон на диване завибрировал.

– Вот, видишь! – он ткнул экраном ей в лицо. – Мама звонит! Стоит в магазине, ждёт! Из-за тебя!

Анна обошла его, вышла. Хлопнула дверью.

На лестничной площадке пахло сыростью и пылью. Воздух был тяжёлый, осенний — октябрь подкрался незаметно.

На улице ветер пробирал до костей. Вечерний город был серым, как старая простыня: лужи, мокрые листья, светофор мигает лениво. Анна пошла к остановке, не думая, куда именно едет. Хотелось просто уйти. Подальше от его голоса. От упрёков, визга, бесконечных оправданий.

Автобус подъехал почти сразу. Она села у окна, прислонилась лбом к стеклу.

Дома остался сын, и сердце сжалось — но она знала, Игорь его не тронет. Он никогда не поднимал руку. На неё — бывало, словом, давлением, но не физически. Пока.

Когда автобус довёз до центра, Анна вышла. Торговый центр сиял огнями, пахло кофе и ванилью. Люди шли мимо с пакетами, кто-то смеялся. У всех — своя жизнь. У неё — трещины.

Она бродила меж витрин, пока не нашла кафе на третьем этаже. Заказала капучино. Сидела, держала чашку обеими руками, чтобы согреться.

Телефон дёргался на столе, вспыхивал экраном. «Игорь», «Игорь», «Игорь». Потом — «Мама Игоря». Потом снова он.

Анна ткнула в «Без звука».

Она даже не успела остыть, как пришло сообщение от неизвестного номера:

«Мне нужно с вами поговорить. Это касается Игоря. Очень важно. Кафе “Амаретто”, через час. Адрес: улица Котова, 18».

Она перечитала трижды.

Не мошенник ли? Но внутри кольнуло что-то другое — интуиция.

Она решила пойти.

Кафе оказалось маленьким, стареньким, с облупленной вывеской и запахом корицы. За дальним столиком сидела женщина. Молодая, лет тридцати, усталая, в дешёвой куртке. Анна уже хотела развернуться, как вдруг та поднялась и неловко поправила живот.

Беременная.

– Вы Анна? – спросила она, тихо, будто боялась собственного голоса. – Я Валерия. Можно вас на минутку?

Анна села. Чувствовала, как где-то внутри уходит воздух.

– Простите, я понимаю, это… неожиданно, – Валерия говорила быстро, захлёбываясь. – Я не враг вам. Просто должна сказать правду. Я с Игорем уже два года. И… ребёнок от него. Пятый месяц.

Слова ударили, как пощёчина. Два года. Пятый месяц.

Анна смотрела, не мигая. Потом выдавила:

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Потому что он обманывает и вас, и меня. – Валерия теребила салфетку, ломала пальцы. – Говорил, что вы разошлись. Что живёт один, просто «не оформил развод». А сегодня я увидела переписку – он писал вам: «буду поздно, совещание». Я поняла, что всё это время он жил с вами.

Анна долго молчала. Смотрела на Валерию, на живот под курткой. Там шевелилась новая жизнь, и это казалось особенно жестоким.

– Эти деньги, – тихо сказала она. – Которые он «переводит матери»…

– Мне, – кивнула Валерия. – На аренду. Я не работаю, беременность сложная. Он помогает, говорит, «времени немного, скоро будем жить вместе».

Вот оно. Всё сошлось.

Анна рассмеялась — коротко, без радости.

– Ну что ж, поздравляю нас обеих. Две женщины, одна зарплата.

– Простите. Я не знала. Если бы знала…

– Да ладно, – отмахнулась Анна. – Он мастер. Всех вокруг пальца обведёт, мать святой выставит, себя — мучеником.

Они сидели молча. За окном осенний дождь чертил дорожки по стеклу.

– Что теперь будете делать? – спросила Валерия.

– Не знаю. Пока не знаю. А вы?

– Рожать. А там видно будет.

Анна кивнула. Достала телефон.

Пятнадцать пропущенных, три сообщения от свекрови. Последнее — как ножом:

«Если не вернёшь деньги, пеняй на себя».

Анна показала экран Валерии.

– Вот, видите. Матушка с благородной душой.

– Он мне тоже про неё говорил, – грустно усмехнулась Валерия. – Что болеет, что я к ней «не должна лезть». А когда я предложила помочь, чуть не наорал.

Анна допила холодный кофе и поднялась.

– Пора. Надо расставить точки.

Когда Анна вошла домой, Игорь стоял у окна. Руки в карманах, лицо злое, как у загнанного волка.

– Где ты была? – процедил он. – Ребёнок один сидел!

– Я знаю. Ты с ним. Всё в порядке?

– Нет, не в порядке! Ты что, совсем с ума сошла? – он сделал шаг. – Куда ты ходила?

Анна встретила его взгляд прямо.

– К твоей Валерии.

Он замер. На секунду только, но этого хватило.

– Что?

– Она беременна. От тебя. И ты её содержишь.

Он молчал. Потом отвернулся.

– Всё не так.

– Конечно, не так. У тебя всегда «не так». Только вот у неё твой ребёнок. И ты ему покупаешь будущее за мой счёт.

Она подошла ближе.

– Игорь, я подаю на развод.

– Не смей.

– Поздно.

Он усмехнулся, зло.

– Думаешь, выиграешь? Квартира общая.

– Нет. Моя. Куплена до брака.

Он резко обернулся, глаза налились кровью.

– Я тебе этого не прощу.

– Не надо. Я и не жду.

Он что-то пробормотал, выругался, хлопнул дверью.

Анна осталась одна.

В квартире было тихо. Слышно, как в трубах журчит вода.

Она прошла к сыну. Тот спал, уткнувшись в подушку. Щёки влажные, ресницы слиплись.

Анна опустилась рядом, прижала ладонь к его волосам.

– Всё будет хорошо, малыш, – прошептала она. – Всё мы переживём.

Следующие дни потянулись, как мокрая вата.

Игорь ночевал дома, но разговаривал только сквозь зубы. Телевизор гремел, будто заменял им общение.

Свекровь объявилась на третий день, без звонка. Ввалилась с ключом, который когда-то сама у него выпросила.

– Ты разрушила мою семью! – заорала с порога. – Из-за тебя мой сын бомжом станет!

Анна подняла бровь.

– Ваш сын разрушил всё сам.

– Он мужчина! Мужчины все гуляют! А ты, видно, не сумела удержать!

Кирилл, испуганно прижавшись к матери, заплакал.

– Вот, видите, – спокойно сказала Анна, – даже ребёнок не выдерживает вашего голоса.

Раиса Петровна всплеснула руками, что-то пробурчала и, ругаясь, вышла.

Дверь хлопнула, оставив за собой запах дорогих духов и дешёвого злобы.

Анна выдохнула.

Ей было уже не страшно. Только холодно. Холодно и пусто.

Она подошла к окну. Октябрьский вечер стелил по небу серую дымку, вдалеке мигали огни.

Телефон мигнул новым сообщением.

«Аня, ты не виновата. Спасибо, что рассказала. Береги себя».

От Валерии.

Анна посмотрела на экран, потом на отражение в стекле.

– Береги себя… – повторила тихо. – А кто меня берег?

Она выключила свет, легла на кровать рядом с сыном.

Прошла неделя.

Казалось бы — совсем немного, но Анна за это время успела устать так, будто тянула на себе вагон кирпичей.

Дом стал чужим. Тишина — враждебной. А воздух — тяжёлым, как перед грозой.

Игорь жил тут же, на диване. Съезжать не собирался. Ходил хмурый, молчал, но злился — видно было по глазам.

Анна чувствовала — буря близко.

Вечером пятницы, когда она пришла с работы, его голос разнёсся по квартире:

– Нам надо поговорить.

Она устало сняла куртку.

– Опять?

– Да.

Он стоял у окна, в руках телефон.

– Я был у юриста, – сказал он. – Квартира делится пополам.

– Ты идиот? – Анна даже не сдержалась. – Я её купила до брака!

– А ты докажи.

– Документы у меня.

– Думаешь, суд поверит?

Она посмотрела на него долго, холодно.

– Игорь, мне надоело. Съезжай. Сегодня.

– Не дождёшься, – скривился он. – Я отсюда не уйду. Это мой дом тоже.

Анна промолчала. Просто прошла мимо и закрылась в комнате.

Он остался стоять за дверью. Потом швырнул что-то о стену — звук, будто кружка разбилась.

Кирилл проснулся, заплакал.

– Мам, он опять злой? – прошептал малыш.

– Тсс. Спи, мой хороший. Скоро всё будет тихо.

На утро дверь в квартиру распахнулась без стука.

Раиса Петровна ввалилась, как ураган. С сумкой, с голосом, с обвинениями.

– Ты что устроила?! – заорала с порога. – Мой сын сказал, ты выгнать его хочешь?!

Анна повернулась от раковины, где мыла посуду.

– Правильно сказал. Хочу.

– Да ты охамела, деточка! Ты у нас кто вообще?! Дом его, он тут хозяин!

– Хозяин, говорите? – Анна вытерла руки, посмотрела прямо. – Тогда пусть платит за коммуналку, кредиты и интернет. Хозяин, говорите…

– Ты неблагодарная! – визгнула свекровь. – Мой Игорёша из кожи вон лез, чтобы тебе всё было!

– Да? А я думала, он из кожи вон лез к своей Валерии.

Раиса Петровна осеклась.

– Чего?

– Ничего, – Анна взяла полотенце и направилась к детской. – У вас же там «всё хорошо». Идите, разбирайтесь со своей невесткой.

Свекровь топталась, потом зашипела:

– Я тебе этого не прощу. Ты моего сына сгубила.

– Он сам себя сгубил.

Игорь выскочил из комнаты.

– Мама, всё, уйди! – крикнул он.

– Я не уйду, пока она мне в глаза не скажет, что больше не будет тебя мучить!

Анна развернулась:

– В глаза, говорите? Хорошо. Не буду. Просто выгоню обоих.

Раиса Петровна вспыхнула, заорала, Кирилл заплакал.

Анна подошла к нему, подняла на руки, вышла из квартиры.

Дверь хлопнула за спиной, как выстрел.

На улице дул ледяной ветер. Октябрь уже почти выдохся — впереди ноябрь, короткие дни, серость, мокрые варежки и запах замёрзшего асфальта.

Анна повела Кирилла в садик, потом поехала на работу.

В метро — люди, усталые лица, запах кофе из термосов, сонная тишина.

Она поймала своё отражение в стекле — глаза тусклые, но живые. Не сломалась. Значит, уже неплохо.

На работе начальница позвала к себе.

– Анна Сергеевна, – начала она осторожно, – я понимаю, у вас непросто сейчас. Но есть вариант, который, возможно, вам поможет.

– Какой ещё вариант?

– Наш филиал в Калининграде. Там нужны специалисты, жильё предоставляют. Зарплата выше. Полгода командировка, потом можно остаться.

Анна зависла.

– Калининград?..

– Да. Подумайте.

Она кивнула. Вышла из кабинета с чувством, будто внутри зажгли лампочку.

Новая жизнь. Море. Далеко от всего этого дерьма.

Вечером дома — снова они.

Игорь и Раиса Петровна. Сидят за кухонным столом, обсуждают «план действий».

Анна зашла, молча поставила сумку.

– О, пришла, – усмехнулся Игорь. – Мы тут подумали.

– Уже страшно.

– Ты должна компенсировать мне моральный ущерб.

Анна расхохоталась.

– Что?

– Я подам в суд, – продолжил он. – У меня свидетель, – он кивнул на мать. – Она видела, как ты издеваешься.

Анна достала телефон, включила диктофон.

– Повторите, пожалуйста, – спокойно сказала она. – Для записи.

Раиса Петровна замерла.

– Чего?

– Всё, что вы сейчас сказали. И про «издеваешься» тоже.

– Ты что, записывала?! – взревел Игорь.

– Да, – просто ответила она. – Последние четыре дня. Все ваши визиты, все угрозы. У меня целый архив. Хочешь — послушаем?

Она включила запись.

Из динамика — голос Игоря:

«Я заберу у тебя всё! И квартиру, и ребёнка! Ты у меня попляшешь!»

Потом голос Раисы Петровны:

«Ты змея! Таких, как ты, выгонять на улицу надо!»

Анна выключила.

– Как по мне, неплохой материал для суда.

Раиса Петровна побледнела.

– У меня давление…

– Ну так пейте таблетки, – холодно ответила Анна. – И идите отсюда. Оба.

Игорь подошёл вплотную, шипел:

– Ты за это поплатишься.

– Уже нет, Игорь. Уже поздно.

Через полчаса дверь хлопнула — они ушли.

Анна прислонилась к стене, выдохнула.

В квартире стало по-настоящему тихо.

Не было голосов, не было криков.

Только холодильник гудел, да часы тикали.

На следующий день она позвонила начальнице.

– Я согласна, – сказала коротко. – Калининград. Когда выезжать?

– Через две недели. Успеете?

– Успею.

Развод оформили быстро.

Игорь сначала хорохорился, потом притих. Видно, понял, что проиграл.

Когда Анна намекнула, что записи можно показать не только судье, он перестал качать права.

Алименты назначили — копейки, но ей и не надо было. Главное — свобода.

Калининград встретил их ветром. Солёным, хлестким, пахнущим морем.

Кирилл с первого же дня был счастлив: носился по пляжу, собирал камушки, кричал чайкам.

Анна стояла на берегу, глядела, как волны бьются о бетонные плиты, и впервые за долгое время чувствовала — дышится легко.

Квартиру в старом городе сняли уютную, с видом на крышу. Работа нравилась, люди — спокойные.

Иногда по вечерам она доставала телефон и перечитывала старые сообщения.

«Верни счёт».

«Пожалеешь».

«Ты никому не нужна».

Стирала — одно за другим.

Теперь она знала: нужна. Себе. Сыну. Этого достаточно.

Однажды пришло сообщение.

Номер неизвестный.

«Анна, спасибо, что всё рассказали. Родила мальчика. Назвала Лёшей. Игорь исчез, как только узнал, что я не собираюсь от него денег просить. Но я счастлива. Сын — это лучшее, что у меня есть».

Анна ответила:

«У меня тоже».

Декабрь.

Море у берега схватилось тонким льдом. Небо низкое, тяжёлое.

Письмо из суда пришло неожиданно:

Игорь пытался отсудить квартиру.

Проиграл.

Судья прослушала записи, изучила бумаги — и вынесла решение: жильё полностью принадлежит Анне. Более того, Игорь обязан выплатить компенсацию.

Пятьдесят тысяч.

Копейки. Но приятно.

Анна усмехнулась. Не от радости — от чувства справедливости.

Не сломалась. Не опустилась. Не утонула.

Выбралась.

Вечером они с Кириллом пошли гулять к морю.

Снег только начинал падать — редкий, лёгкий.

Кирилл тащил санки, хотя кататься было не на чем.

– Мама, смотри! Корабль! – крикнул он, указывая в даль.

В сером мареве и правда шёл огромный танкер, его огни мигали, будто звёзды.

Анна опустилась на скамейку рядом с сыном.

– Красиво, да?

– Угу. А мы когда на корабле поплывём?

– Летом, – улыбнулась она. – Обязательно поплывём.

Он обнял её за шею, прижался.

Она вдохнула запах его волос — тёплый, домашний, родной.

Впереди была новая жизнь. Без истерик, без лжи, без страха.

Только море, ветер и она — Анна, наконец-то свободная женщина, которая вытащила себя из болота, не ждала чуда, а сделала его сама.

И если бы кто-то спросил её, счастлива ли она, Анна бы ответила просто:

– Да. Теперь — да.

Финал.

Источник